Часто жизнь складывается не так, как мы предполагаем. Вот молодая девушка, еще школьница, оказывается перед лицом смерти. Реанимация, долгое лечение и выздоровление — тоже неожиданное. Потом дневники, написанные во время болезни, попадают на конкурс «Лето Господне». Автор занимает второе место в своей возрастной группе (10-12 классы), поступает в Литературный институт им. А.М. Горького по специальности «Художественный перевод». И это тоже неожиданность — ведь планировала стать иконописцем. Своей историей с читателями «Православного книжного обозрения» поделилась Дарья Кислова из Казани.
— Расскажите, что сподвигло Вас принять участие в конкурсе «Лето Господне»?
— Несколько лет я училась в воскресной школе в Казани, а потом преподавала там же церковно-славянский язык. Наш завуч узнала об этом конкурсе, предложила кому-нибудь поучаствовать. А я литературой никогда не занималась. Я тоже пишу, но не тексты, а иконы. Вполне ощущаю себя иконописцем. Литературных амбиций у меня не было. Я считаю, что у каждого свое призвание.
Но на тот момент у меня были собраны дневники за последние два года. Это были сложные годы, я практически безвылазно лежала в больнице. И я отправила на конкурс свой дневник (фрагменты дневника — см. с. 32 этого номера) — с минимумом анализа в начале и в конце. Я ничего не боялась: знала, что люди, которые будут читать мои записи, скорее всего, не осудят, смогут меня понять. И неважно, понравится ли им сам текст или нет.
— Участие в конкурсе как-то повлияло на Вашу жизнь?
— Конкурс произвел на меня потрясающее впечатление. Финальная часть была отлично организована. Уже то, что мы приехали в Москву, которую я безумно люблю. Это город, где за каждым углом храм, где по воскресеньям совершается тысячи богослужений. У нас была замечательная программа. Мы ездили по монастырям, я впервые побывала в Троице-Сергиевой Лавре. И это было, наверное, для меня главным подарком.
— Почему?
— Говорят, что на земле монастырь должен показывать образ рая. Так вот, я была в очень многих храмах, которые рассказывали мне о рае замечательным убранством, цветами… Но я думаю, что о рае нам нужно, скорее, вспомнить. Мы ведь все родом из рая. И когда я попала в Лавру, у меня было ощущение, что я вернулась домой. Удивительное место.
Кроме того, мне очень понравились люди, которые нас сопровождали. Запомнилась встреча с митрополитом Климентом, с отцом Макарием (Комогоровым).
— Вы учитесь в Литературном институте, осваиваете художественный перевод. С чем связан выбор специальности, если Вы не пишете и не планируете начинать? Или Вы хотите стать именно переводчиком?
— Как я уже говорила, не так давно у меня была тяжелая болезнь. Физически я выздоровела не до конца. А душу за эти два года, скорее, покалечила. Поэтому я выбирала дальнейший путь не с точки зрения «куда пойти учиться?», а по принципу «куда пойти лечиться?». Выбор профессии для меня не связан с карьерой, с будущим. Я искала место, где мне станет душевно легче... Почему перевод? Я люблю язык сам по себе, но не люблю разговаривать и писать. А когда ты занимаешься переводом, говорить не нужно, но при этом ты работаешь с языком. И это никогда не монолог — это всегда диалог с автором оригинала.
— Ваши ожидания оправдались?
— За месяц учебы я поняла: учиться в Литинституте — это счастье. Не счастье как эйфория, как хэппи-энд в американском фильме, когда кажется, что всегда все будет хорошо. Нет. Это — то счастье, когда ясно, что будут и невзгоды, неприятности, но что-то важное всегда будет с тобой.
Я рада, что поступила сюда еще и потому, что у нас в институте преподают замечательные переводчики. Мой мастер по художественному переводу — Владимир Олегович Бабков. Среди наших учителей — Виктор Голышев, Геннадий Киселев.
И еще, проучившись месяц в институте, я поняла, что вся моя жизнь косвенно была связана с переводом и переводчиками. Я много читала, в том числе, иностранной литературы. И никогда не задумывалась о том, что ее мне дарили переводчики, создавали ее для меня.
— А чем Вы хотите заниматься в жизни?
— То, что я говорила, не значит, что я не буду ничего делать в литературе. Да, я сознаю себя иконописцем, как бы претенциозно это ни звучало. Дело не в том, что я считаю, что мастерски пишу иконы, а в том, что иконописец — это определенная аскетика и эстетика жизни. И я стараюсь ее придерживаться, даже при том, что учусь на переводчика. Бывает, что я повторяю себе: «Я иконописец», — и сажусь переводить Фицджеральда.
Раз уж я решила, что пришла «лечиться», то должна приложить максимум усилий к своему лечению, чем сейчас и занимаюсь. Каждый вторник у нас проходит творческий семинар по переводу — и это для меня самый счастливый день!
Буду ли я заниматься этим в будущем? Я не знаю. Дело в том, что, когда я болела, в определенный момент перестала готовиться к жизни. Ожидала, что умру. А когда после реанимации не умерла, то растерялась. Сейчас у меня нет определенных планов на жизнь.
— Дарья, Вы говорите, что пришли в Литературный институт лечиться. А что конкретно Вы хотите изменить, в чем должно стать легче? Вы хотите от чего-то отвлечься, посвятив время литературе?
— У нас в стране всегда было два нравственных ориентира — наша вера и наша литература. И работа с книгой — не то, что отвлекает от боли, от внутренних проблем. Наоборот, она помогает еще глубже все пережить, осознать. Это гораздо больнее, но это нужно. Если речь идет о переводе иностранного текста, невозможно сделать абсолютно идентичный перевод. Переводчик всегда создает что-то новое, выражает себя.
— Вы переводите тексты с оригинала? Какие языки Вы знаете?
— В этом году наш основной язык — английский, так как набрали английскую группу. Дополнительно мы могли выбрать немецкий или французский. Я изучаю немецкий. Мне очень нравится звучание немецкого языка, я с удовольствием на нем говорю. Еще я самостоятельно изучаю исландский и древнеисландский языки, потому, что люблю древнеисландскую и скандинавскую литературу. Моя мечта — переводить исландские саги, адаптировать их для детей. Кроме того, я говорю на языке своей малой родины — на татарском. Когда мы писали вступительную работу, я делала переводы с английского, исландского и с татарского. Еще знаю церковнославянский: его изучала сама и на катехизаторских курсах для преподавателей воскресных школ.
— А сейчас Вы его где-то применяете?
— Да, в Москве я тоже уже преподаю церковнославянский язык. В певческой школе — взрослым и в воскресной школе — детям.
— На Ваш взгляд, зачем вообще литература нужна тем, кто профессионально занимается чем-то другим?
— В начале ведь было Слово (см. Ин. 1:1). Читая, мы соприкасаемся с душой человека, написавшего книгу. Учимся чувствовать друг друга, быть милосердными. Когда читаешь, всегда чувствуешь, что окружен такими же живыми людьми. Молодежь сейчас читает много: чтение вошло в моду. Вопрос в том, как люди читают. Иногда кажется, что рост количества читателей не соответствует качеству чтения.
— Вы ожидали, что войдете в число победителей конкурса?
— Когда я попала в окружение других участников, то почувствовала себя в своей семье. Может быть, в семье — не без урода, может быть, этот урод — я… Окружающие оказались удивительно светлыми, чистыми. Мне было все равно, какие у них работы, мне просто хотелось, чтобы победу одержал каждый из них. Было даже обидно, что между нами должны распределять места. На награждении мне так и хотелось сказать: дайте награду ему, ему и ему. А мне больше ничего не нужно.
— Скажите, иконописью сейчас удается заниматься? Или отложили ее до окончания учебы?
— Нет, это нельзя откладывать. В Москве я живу в общежитии, и все необходимое храню в комнате: акварель, гуашь, кисточки… Моя соседка удивилась, когда все это увидела! Занятия переводом доставляют мне радость. Но после института я, скорее всего, буду поступать на иконопись. Мой духовник благословил меня сначала получить светское образование, а потом, если не передумаю, еще духовное. И пока учусь — буду делать то, что должна.