Приближается первый день лета, и к нему неизбежно, но всего на сутки, сгустятся в прессе нашей разговоры о самых благоуханных и беззащитных цветах нашего луга, спекулятивные, по обязанности, и не совсем. Непременно заговорят о правах ребёнка, о ювенальной юстиции, об усыновлениях и порочных практиках, и даже затронут область пороков, то есть чистого зла, которое так трудно обнаружить и различить.
Боже, какая тут проблематика! С одной стороны, с другой… какие дискуссии, от роду которым десятки, если не многие десятки наших лет! В дискуссиях, предчувствую, наверняка будет упущено, как это часто бывает, главное – дискурс чистого духа.
Воображая себя садоводами, мы полагаем лучшим «воспитание подрастающего поколения» в собственных представлениях о лучшем, верном и безопасном, чем неизбежно передаём тому самому поколению свои худшие черты; страхи и опасения, интеллектуальное и нравственное бесчувствие, социальную и экономическую утомлённость и беспомощность.
Никто не говорит о духе, будто бы не зная, что он такое, и как его незримыми, но ощущаемыми временами лучами спасается всякий, кто вступает в круг его света.
Как же защитить детей от зла? Чем?
Единственной защитой ребёнка перед лицом порока может выступать его взлелеянное и взрослыми, и им самим нравственное чувство, которое только и стоит усердно в нём воспитывать, не пренебрегая, конечно же, и навыками самообороны, но и не делая из них фетиша. В моём детстве дети, ходившие в секции самбо и карате, ничего, кроме физического и нравственного страдания, своим сверстникам не приносили, и лишь потому, что никакие разговоры тренеров о недопустимости применения «приёмчиков» на живых людях, не приносили ровно никакого результата. Броски, подножки и подсечки только и выучивались для демонстрации своей самости: духа не было. И не было настоящей силы, которую он даёт.
А в армии действительно есть слабые с виду рядовые, хамить которым избегают – по якобы не известной причине – старшие офицеры. Дух, и только он. И в церкви есть священники, нахождение поблизости от которых вызывает в душе самый возвышенный порыв покаяния.
***
Только обладая духом, как частицей всеведенья, ребёнок сможет почувствовать экзистенциальную нищету того или иного вида общепринятого соблазна, и вовремя, но с неколебимой твёрдостью отстраниться от него, как от мерзости.
«Мне это не нужно» - таков ответ современного потребителя, отстраняющегося от любого «товара» или «услуги», обладание которым заставляет задействовать душевные силы, выступать соавтором его или её творца. Но точно такое же раннее умение устраниться от зла, задействовав именно лучшие силы души, мы обязаны воспитывать в наших детях.
Они не различают зла от добра точно так же, как три «травмированных» предыдущих поколения, и всё же особенный образ жизни верующих людей – защищает, и силу защиты уже успели почувствовать в обществе так же, как силу Крещения, причастия и молитвы. Может быть, «второе крещение Руси», как иногда называют три истекших десятилетия, будет способно с годами купировать пока ещё языческий хаос, царящий в душах, обратить страну на путь решительного созидания самой себя… откуда нам знать?
***
О гражданстве у нас часто говорится в координатах институционных и конституционных, меж тем как оно основывается на внутреннем чувстве, без которого немыслим никакой патриотизм или, как я больше люблю его называть, «отчизнолюбие» (так – исключительно по-русски, а не по-латински).
Гражданство может быть воспитано и посещением памятников, и мест кровопролитных боёв, и храмов, и несколько таких поездок вырабатывают, по сути, одно чувство – цены свободы и связи поколений, каждое из которых прикладывает максимальные усилия для того, чтобы будущее, следующее за ним, обладало бы большим пространством для манёвра. Те, для кого свобода есть «право выезда», тоже участвуют в дискуссии, но в последнее время их отъездные ценности стали слишком ценностно-образующими.
В ряду ценностей отчизнолюбия право на отъезд и «другой шанс в другой жизни» занимает одно из последних мест, если вообще занимает какое-то место, что вызывает упрёки в племенном или «роевом» подходе к актуализации свободы. Упрёк тяжкий, но выносимый: и рой, и племя, и общность даются не просто так, и если видеть в них дыхание судьбы, если успеть полюбить родные места, «проблема выезда», желающая раздуться до «проблемы выбора», сразу станет чем-то глубоко второстепенным.
***
Гражданство отчизнолюбия основано на фразе из русского фольклора – «где родился, там и сгодился».
Гражданство и есть любовь. Гражданственность – способность ощущать гражданство, не более. Свойство, но не сама суть.
Как отличить её от сонма пламенных признаний, несущихся над землёй, по обязанности, а порой и из чувства неизбежно грядущей выгоды?
Прочтём всего несколько цитат из финалистов конкурса «Лето Господне» имени Ивана Сергеевича Шмелёва, чтобы убедиться в том, что порывы любви не подчиняются ни затёртым калькам, ни доносящимся свыше ультимативным требованиям немедленно отдать священный долг.
***
Простые тайны, которым если и стоит быть изложенными, то именно простыми словами (Кира Василенко, Казахстан):
«Когда я прочла последнюю страницу книги Владимира Крупина «Сияние Афона», открыла для себя очень важную вещь. Поняла, почему монахи добрые, всех любят, они красивые и счастливые люди! Монахи нашли Источник красоты – Бога. Он живёт в их душах»
Или мысль, которая далеко не часто звучит и в самых прозорливых статьях ко Дню Победы (Григорий Конаков, Московская область):
«Богу было не угодно, чтобы наш народ погиб. Он послал на наши земли фашистов, чтобы этим показать нам, что мы не можем побеждать без его помощи»
Отнюдь не гендерно-феминистическая максима, а то, что превыше любых «измов», вместе взятых (Анна Кощеева, Сызрань):
«К гениям я отношу женщин с их умением любить и прощать. Любовь и Вера, как и искусство, вечны, им не померкнуть. Они сильнее всех утопических новых идей»
Или – почти крик, исторгнутый из глубины души (Анна Понтрягина, Московская область):
«Бог всюду» – так говорила бабушка, а он смеялся: «Нет Бога!». Как же без него? Когда никого не осталось, кто-то же есть?»
Вы можете не поверить, но этим людям – от тринадцати до четырнадцати лет.
На год-два старше их люди, произносящие (Кирилл Лехмус, Тюмень) слова, свидетельствующие о знании путей человеческих:
«Стоит человек в непонятном месте, лишь чудное облако различает он. Предстал он перед необыкновенной силой, такой необъятной, что и описать нельзя. Глас услышала душа, был прочувствован он всем существом человеческим. Пронеслись мысли, деяния, слились в бесконечный круг и разделились на два потока. Полились в сосуды, темнотой и светом наполненные. Мгновение, и лопнул сосуд тёмный, воссиял же, словно тысячи звёзд, второй сосуд»
Или – (Анастасия Папина, Алтай) – о чувстве Рождества:
«Лучи света такие тёплые, живые, как и безмерная любовь святых угодников к нам. Ангелы тоже здесь. Огоньки свечей взволновано трепещут под веянием их крыльев. Такие ночи не принадлежат той обыденно-прикипевшей реальности, в которой живут люди. Это словно пересечение граней, скол миров. Вот-вот разорвётся по швам чёрный бархат неба, и хлынет оттуда поток живоносного Света»
А вот что проскальзывает у выпускников старшей школы (Дарья Акулинина, Пензенская область):
«Ни «Демон» Шервинский с «сусальной звездой» на груди, ни пародийный чепчик Лизы из «Пиковой дамы» на «театральной короне волос» сестры Турбиных, ни оперный снег за окном, ни опереточные воздыхания Лариосика не могли снять темы божественного света в романе. Всепроникающий истинный свет, идя издалека, прорывает искусственный полог, которым задернуто у Булгакова небо, и выходит на прямой диалог с сердцем человека, с таящимся в этом сердце светом»
Это – о «Белой гвардии», и это – о нас теперешних.
Или (Тимофей Поедушкин, Ярославская область):
«Александр почувствовал всю обреченность человека: он рожден для того, чтобы расцвести, вспыхнуть ярким пламенем жизни и умереть. Умереть в этой жизни. Так было всегда, и так будет с каждым. Но есть что-то еще, что-то очень важное – Жизнь вечная. Вот он, ответ на вопрос. Есть что-то теплое, согревающее душу, освещающее сердце и очищающее мысли - Любовь. Любовь Господа. Любовь Пресвятой Богородицы. И его, Александра, любовь к Ним…»
Или – слепой мальчик разговаривает с Лукой Войно-Ясенецким (Василиса Денисова, Калуга):
«— Скажи мне, Сашка… Если Христос был твоим другом? Сверстником? Смог бы ты с ним дружить?
Сашке снова представился образ печального Человека с раскинутыми в стороны руками, и до того ему стало горько на душе, до того сильно захотелось пожалеть этого человека, что он выпалил:
— Да! Конечно же, да!
В глазах нестерпимо больно закололо, Сашка закричал и вдруг увидел свет. Ясный свет. Он отражался от стен купола. Он был ни на что не похожим. Он просто был светом»
Просто светом…
Помолчим, просто помолчим, ощущая, что всё это, детские ещё и уже взрослеющие чувства следует неустанно, каждый день защищать, как Родину, от посягательств самого гнусного, подлого и низкого цинизма, которого сегодня в мире так предостаточно для погибели всего сущего.
Яд, сущий яд не только «активные отравляющие вещества» из области оболванивания юркими СМИ и другими средствами воздействия на сознание, но и пустая праздность, и такая вдруг отрешённая холодность мира для души пламенной, пылающей, жаждущей веры и смысла бытия.
***
И в то же самое время следует ощутить иное: что душа, уже сказавшаяся в себе самой, обладает высшей, куда более высокой защитой, чем та, что можем ей предоставить мы…
Тело вполне можем защитить и традиционными методами и практиками, но душу оберегают гораздо более совершенные силы, чем мы сможем себе представить.
Если раз наедине с самой собой душа призналась себе в том, что есть для неё благо, путь её немедленно пролагается до самого источника бытия. А если не признаётся, то всякой такой скрытной и горделивой душе открывается потерянное блуждание в тенях или кромешном мраке.
Как вовремя должен явиться защитник, праведный, верующий, зовущий, чтобы не подступили к молодому человеку отвратительные никчёмностью своей и дешевизной соблазны, сонм которых не стоит ни секундного взгляда на простой образ в окладе или не пылко источающую себя самую малую восковую свечу!
В День сбережения и охранения детей от всякого сора и грязи только и скажу: беречь их значит любить, и во всех проявлениях любви прозревать её исток. Если же заметно отклонение от него, то следует исправляться и заново искать его, чтобы каждое дыхание и дуновение исходило от верного начала, а не себялюбия или томления по большей прыткости чувств.
Укрепление детей не есть придание им безмерных сил, но лишь понимания того, что силы их исчислимы, но могут умножаться убеждённостью в том, что применяются во благо.
Так или иначе писали о том же великие педагоги, мне не ведомо. И если знаю, то одно: те, что спасались, чувствуя себя единым целым с Отечеством, защищены своей верой в него. И было бы куда лучше, если бы число таких детей умножалось от колена к колену. Тогда иначе, полнокровнее и надёжнее и жил бы каждый из нас, и понимал самого себя.
Сергей Арутюнов