Мотивационные и развивающие пособия, написанные «Коллективным Западом», если и вносят лепту в копилку человеческих знаний, то весьма специфическую. Любой психолог того же «Коллективного Запада» без труда уловит в разнообразных «натаскиваниях на успех» элементы нейролингвистического программирования (НЛП), причём, что воистину ужасно, лишь отчасти добровольного, а преимущественно навязанного извне и развивающего в человеке начала в основном гедонистические, то есть, связанные с безудержным развитием желаний исключительно материальных.
Россия – страна православная уже потому, что оставляет свободу человеку на уровне инстинктивном. «Удушающая родительская любовь», «диктат учителей» встречаются сегодня статистически гораздо реже, чем полвека назад: общий культурный фон «выздоровел» ровно настолько, чтобы излишне пристрастные отношения соседствующих поколений несколько охладились.
Поэтому говорить о мотивации к работе в России возможно исключительно при учёте общенациональной психологии и отношения к труду в принципе. Протестантская трудовая этика у нас не в ходу, и Боже сохрани родителей и учителей от любого насилия, включая психологическое, когда речь заходит о такой тонкой материи, как желание написать работу на конкурс «Лето Господне», а равно и на иные литературные конкурсы.
***
Я бы хотел начать с разоблачения мифов – или, если угодно, тех «демонов», что преследуют каждого школьника или школьницу, у которых мелькнула мысль об участии в литературном соревновании.
Поводов или мотивов для того, чтобы не писать работу и не совершать «лишних движений» в наше вечно «непростое время», находится столько, что две трети, а то и три четверти работ просто не сбывается. Для конкурса это почти трагедия, поскольку критически важными кажутся нам усилия, оставленные на полдороге.
Мы знаем, что только некоторые из не дошедших до нас работ оставлены в самой начальной стадии, остальные - в стадии весьма зрелой, и даже в стадии практически готовой. Не хватило крошечного шажка, буквально часа времени, и вот уже результат свёлся к нулю. Искушения в таких случаях оказываются явно сильнее воли, и, жалея и время, и усилия, следует говорить о причинах неудач и детально, и подробно.
Перегруженность «бытийного графика» или «недостаток времени»
Общее место ссылок на неудачи – отсутствие времени. «У мальчика секция, у девочки кружок», или наоборот – не имеет никакого значения.
Развитие физических или умственных данных – постоянная, свербящая многими соблазнами духа зона ответственности родителей, и литературный конкурс при отсутствии профильных занятий, разумеется, разрушает сложившуюся экологию школьного и внешкольного времени, и только титанические усилия могут органически встроить его в досуговые часы.
Здесь придётся применить понятие из только что отвергнутого мной западного понимания вещей – «тайм-менеджмент». Термин этот родом из маркетинга, и представляет собой ещё более технологическую надстройку над весьма традиционным для советской школы планированием времени. «Тайм-менеджмент» подразумевает выделение из внешкольного времени достаточного времени для занятий словесностью – часа в день вполне достаточно, как и для иных, в меру усидчивых занятий и музыкой, и спортом. Тем более, что занятия словесностью крадут не столько у занятий, сколько у «втыкания в гаджеты», призванного «расслаблять», что, в общем, кража весьма и весьма положительная, поскольку приносит куда больше блага, чем стрельба по несчастным созданиям или путешествие по страшноватым туннелям.
Весь вопрос тут заключается в приоритетности именно написания литературной работы, и, к слову, тайм-менеджмент как понятие, опирается исключительно на чётко расставленную по местам приоритетность. Так что же лучше – быть со всеми и одновременно одному в безликом цифровом пространстве, или сосредоточиться на себе и отдать себе отчёт в том, что думаешь именно ты и только ты?
Принцип приоритета занятий словесностью может быть сформулирован следующим образом: если желание написать работу достаточно сильно, время для такой деятельности всегда отыщется, и ничему уже встроенному в режим дня не повредит.
Отсутствие темы
«О чём писать?» - враг номер два любой работы, подпитываемый довольно странным убеждением в том, что «всё уже написано». Боязнь повториться – оборотная сторона ничем и никогда не смущающегося заимствованием чужого текста плагиата.
Наш конкурс точно исходит из убеждения прямо противоположного: во-первых, ничего ещё толком не написано. В западных мотивационных пособиях от Ицхака Азизеса до Айн Рэнд расписаны штольцевские состояния тихой истерики – а что будет, если из меня ничего не выйдет, немедленно вон из дома, я сбудусь наперекор всему, я мотивирую себя голодать и умирать ради доказательства того, что я чего-то стою.
Все эти посылы кардинально противостоят не только абстрактно понимаемому Православию, но и всей природе вещей. В распоряжении молодого человека действительно изначально находится всё, что ему требуется. Молодой человек ценен тем, что выражает отношение к миру ещё вне влияния на него трафаретов сознания, характерных для взрослых и уже неоднократно битых жизнью за превышение полномочий взрослых. Все без исключения сокровища мировой мысли и чувства подвластны молодому человеку, и сам факт их исполнения ДРУГИМИ людьми непреложно свидетельствует о том, что их выводы не могут быть приняты раз и навсегда всеми и каждым.
Каждому молодому человеку предоставляется слово самим фактом наличия у него языка и способности излагать мысли связно. А некогда написанное и отобранное временем в золотой фонд вовсе не говорит о том, что признанного классика нельзя подкорректировать, оспорить, подвергнуть сомнению. С классиком и можно, и следует вступить в беседу спустя долгие века, и несмотря на отсутствие ответных реплик, получить исчерпывающие ответы на самые сокровенные вопросы.
«Лето Господне» исходит из постулата о том, что каждое свидетельство о чём-либо, изложенный словами человеческий опыт неповторим и, следовательно, нуждается в проговаривании и записи в назидание потомству. Уникальность каждой работы состоит в том, что её писал человек, имеющий собственный взгляд на вещи, и никакой человеческий авторитет на Земле не может «застолбить» за собой право раз и навсегда доказанной им и потому неоспоримой истины.
Темы не только изложены в нашем тематическом плане – они, следует понимать, окружают молодого человека со всех сторон. Если хотя бы раз в год он получает впечатление любого рода, отличное от рутинного, он в состоянии записать его в любом доступном жанре, не исключая пьесы или философского монолога.
И если родитель или педагог не использует каждого уникального шанса произнести фразу «А может, запишешь то, что ты мне сейчас так выразительно рассказал?» после восхищённого рассказа о чём-либо, и педагог, и родитель, и сам учащийся упускают, не побоюсь этого слова, определяющие всю дальнейшую судьбу мгновения быстротечной молодости.
Лучшие работы начинаются впечатлением и заканчиваются его обработкой.
Непривычность мысли об участии в конкурсе
Стеснительность – бич номер три.
Школьник, лицеист, учащийся православной гимназии не может не испытывать смущения от мысли, что его слова подвергнутся рефлексии профессионалов – сперва экспертов из числа школьных учителей, а потом и литераторов со стажем. В скобках заметим – в современной российской действительности чрезвычайно мало людей, больше сочувствующих литературным удачам, чем те, что собраны вокруг конкурса. Никоим образом не преувеличение то обстоятельство, что каждая литературная удача рассматривается ими как своя собственная, и потому выискивается, а затем не раз цитируется. То есть, экспертное внимание к работам выстроено на поиске восхитительных выражений, а не стилистических и пунктуационных ошибок, и потому любое опасение хлёсткой критики видится совершенно ни на чём не основанным.
Однако смущение и педагогическое, и родительское порой сводит усилия на нет. И действительно, а вдруг ребёнка ждёт неудача, и он огорчится, а усилия, потраченные и старшим поколением, обернутся низкой оценкой или её отсутствием вообще? Что тогда думать о своей квалификации?
Грозные, печальные вопросы, которым… не должно быть места в профессиональной среде. Как выступить на ристалище, преодолевая в себе тягостное волнение? – все эти настроения суть реакция возмущённого рассудка на неизбежность испытания.
Если забыть о том, что волнение может быть сперва творящим, а затем всецело радостным, такой педагог и родитель пребывает в мире сплошных тревог и опасений, чреватых нервным перенапряжением и для ребёнка.
Недостаток знаний и навыков
«Я не смогу, я никогда ничего подобного не делал» - враг уже который по счёту. Отсутствие должной квалификации (компетенции) – довольно зловещий миф, угрожающий, если вдуматься, отказом от любой деятельности.
«Та девочка из шестого «В» участвует постоянно, она умеет писать работы, о них уже говорят, она выигрывала конкурсы, потому что знает секрет, а у меня так и близко не получится» - напрасные, демотивирующие и пустые рассуждения.
Конкурс «Лето Господне» не требует от молодого человека квалификации в том самом плане прихотливо закрученных фраз, метафор, а делает ставку на случайно вырвавшееся выражение, которое было явно внезапно для самого автора надиктовано из высочайших сфер человеческого духа. Мы всецело рассчитываем не на набитую умелыми словесниками руку, а на вспышку Провидения, не свойственную человеку в его бытовом окружении и при вынужденном использовании лишь бытовых, стёртых и общих «служебных» выражений.
Основной соперник такой вспышки – сомнение в том, что в конкурсных работах допустим пафос, а заодно искренность чувства. Они и допустимы, и желанны всем, кто читает работы. Организаторы конкурса жаждут увидеть вспышку, молнию мгновенно соединившей небу и землю эмоции, говорящую о том, что в нации остаётся и витальность, и магнетизм, и многогранная палитра живых чувств, и то, что Лев Гумилёв называл пассионарностью. Но то, что в Православии называется «прелестью» - заворожённое умиление самого себя фразами с уменьшительными суффиксами, оснащённое обильными восклицаниями, молнии Провидения явно противостоит…
Истинной же мукой для эксперта является даже не усугублённо научный реферат, в котором слова ложатся на бумагу холодно и здраво, а теплохладность, сказывающаяся в том, как старательно имитируется эмоция, но в конкретных и никогда прежде не встречавшихся точных образах так и не воплощается, застряв между общеупотребительной нормой и чудом.
В художестве если автору и присущ какой-то навык, то охотника-лучника: точную метафору можно прождать и месяц, но к терпеливому труженику она непременно придёт, а за ней явится и мысль, и интонация.
Словесность появляется тогда, когда всякое сомнение в том, что она появится, истребляется её жаждой. Господь идёт навстречу лишь тем, кто отваживается ждать его появления.
Недоступность информации
«Тема слишком сложна, тема слишком сложно сформулирована, у нас не хватит источников» для будущей работы - поистине истребляющий всадник Апокалипсиса. Это почти целиком и полностью «взрослое» убеждение. Если для ребёнка сложная тема – вызов, рождающий желание превзойти самого себя, взрослый – руководитель, созерцатель будущей работы – тут же принимается его разубеждать, опасаясь перенапряжения или конфуза, потому что внутренне боится недостаточно высокого уровня исполнения. Напрасные опасения! Сложна или проста тема, значения не имеет, если желание писать уже пришло. Главная информация доступна круглосуточно, и заключена она в самом авторе будущей работы, в его понимании, может быть, единственного факта о том, что Иисус Христос был предан распятию, и пошёл на него добровольно. Одной этой мысли достаточно для того, чтобы любая работа по евангельской теме была более чем выразительной. Интенсивное переживание для конкурса «Лето Господне» является первым и главным источником информации. Остальные по определению побочны.
Как же добыть её из-под покровов, которыми душа защищается от мира?
Приходится подсказать: многие работы-лауреаты конкурса начинаются с пересказа бесед с взрослыми, которые хочется отчасти святотатственно назвать огласительными. Функция побуждения к теме порой может начаться с диалога будущего автора работы с взрослым человеком, с рассказа отца или матери, бабушки или деда, школьного друга или случайного встречного, привлекшего внимание необычным или драматическим видом.
Всё доступно душе, рискнувшей открыться миру. Ей не нужны специфические знания, поскольку она всё равно истолкует факты таким образом, каким ей вообще присуще в её опыте и сумме индивидуальных реакций на раздражители.
Неспособность сосредоточиться
«Устал, перенапрягся» - серьёзный повод прерваться. Занятия словесностью не могут быть в тягость. Язык либо летит пришпоренным воображением, либо сразу же начинает ползать по земле бытовых и калькированных выражений. Так автор многие абзацы начинает употреблять впустую.
А вот неспособность сосредоточиться – главная примета наступившего века, и виной в рассредоточении выступает перенапряжённость информационного фона. Он раскалён до последней степени дурными новостями СМИ, плоской подачей фактов, постоянными пустыми переговорами в мессенджерах, ничего не значащими фразами, потоком пошлых шуток. Если ребёнок находится в информационном поле, он каждый день терпит бедствие. Информационный фон лишает его возможности подумать о себе, и в этом состоит самое гнусное его преступление: иных лет, назначенных для углублённого помысла, у человека не будет. Следовательно, его целенаправленно лишают юности.
Чтобы исключить рассредоточение, нужно создавать условия для появления словесности: на время занятий отключать их, уступив лишь классической и современной музыке со смыслом, а не направленной на возбуждение простых инстинктов.
Отсутствие системности
В моем детстве «художественными натурами» называли богему – людей, больных различными видами истерии. На волне духовного подъёма, при экзальтации такие натуры бросаются работать, но быстро охладевают, и от их великих замыслов по итогу жизни остаются папки с разрозненными страницами, написанными, как некогда говорили, «в стол». Это сущая трагедия.
Ребенок, бросившийся к словесности, но столкнувшийся с тем, что она требует определённого самопожертвования, забвения остальных занятий в пору перенесения на бумагу сложных мыслей и чувств, может охладеть к письму. В критических случаях письмо становится символом ещё не разразившейся, но уже пригрезившейся неудачи, и в дальнейшем занятия словесностью будут ассоциироваться со скукой и тревогой. Сочинения автоматически начнут писаться будто бы из-под палки, скупо, без блеска, общими, формальными словами и выражениями.
Но если словесная работа и движется, то не мгновенным выбросом чувств, а в несколько этапов, которые могут быть хотя бы приблизительно спланированы. Если системность написания работы напрочь игнорируется, она может не сдвинуться с начальной стадии.
Следует принять в самом начале, что за один вечер хорошую работу исполнить весьма проблематично, и хотя такие случаи и бывают, но полагаться на них не стоит. Стоит принимать в расчёт и то, что написанное в первый вечер или день может автору чем-то не понравиться, и он сам отложит работу в сторону, полагая, что она его не выражает, что он пошёл на поводу у общих мотивов и в чём-то, но солгал самому себе. Внутреннее смущение одержит верх. Тогда следует спросить в этот вполне трагический миг, что именно кажется не истинным, фальшивым, патетическим, и предложить молодому неискушённому сознанию не изорвать лист, а поразмыслить над неудачей и превратить её в удачу, поспорив с предыдущей версией его размышления. Системность усилий как раз и состоит в том, чтобы извлечь урок из написанного буквально только что.
И если взрослый действительно взросл и стилистически развит, он укажет на блестящие выражения, которые ни в коем случае нельзя оставить среди менее блестящих одинокими, но подчеркнуть их и развить, синхронно поднимая весь уровень работы до их высот. Тут нужен вкус и тут нужен такт. В некоторых случаях объяснение того, что в объяснении не нуждается, губит работу, делает её понятной, но ординарной. Восьмидесятый уровень гениальности не нуждается ни в каких в пояснениях, но для того, чтобы понимать, что в работе просверкнул именно такой уровень, следует искусить себя чтением западноевропейских эссе об искусстве.
И уж чего точно не стоит производить над работой, то насильственного редактирования, переписывания согласно родительскому и педагогическому вкусу. Следует – предлагать варианты, но нельзя требовать, чтобы с ними безоговорочно соглашались. «Нет, здесь ты не права, перепиши» - фраза, которой звучать не может и не должно. Уважение к интеллекту молодого автора – залог взаимного доверия.
Отсутствие воли
«Не пишется» - страшнейший демон, сражение с которым отнимает львиную долю времени после преодоления демона «я вообще писать не умею».
Родителю и педагогу следует отдавать себе отчёт в том, что собирание воли в течение нескольких дней или недель – процесс объективно необходимый. «Держать на контроле» усилия ребёнка – в общем, вполне необходимая функция руководителя, однако периодические вопросы могут выродиться в назойливые и убить интерес к работе, если автор почувствует элемент навязывания или какой-то формальности в обращении с ним. Лучшие мгновения близости с мыслью, метафорой и самим языком он переживёт наедине с бумагой или компьютером, но только когда никто не будет стоять за спиной с выражением «уже поздно, а ты ещё уроков не сделал».
Если понимания отличия работы на конкурс «Лето Господне» и школьным сочинением ещё не возникло, следует объяснить эту разницу:
- школьное сочинение призвано выявить способность самостоятельно размышлять о предмете, связанном с литературой, историей или какой-либо персоналией,
- работа конкурса «Лето Господне» выявляет способность к вере в чудо, видению его в обычных проявлениях действительности, и тем кардинально отличается от учебной, как правило, по-иезуитски трехчастной – тезис-доказательство-вывод. Композиция конкурсной работы – принципиально и прямая, и обратная, и ретроспективная, и интроспективная, а не бегающая по трёхчастной схеме, как заведённая.
Воля ребёнка к написанию именно конкурсной работы проявляется в его желании доказать свою способность верить, любить и надеяться. Это совершенно новый разворот мысли и чувства для каждого молодого человека. Конкурсной работой он доказывает, что душа его только что распустилась на поистине космическом лугу человечества.
Отсутствие поддержки со стороны родителей, друзей, педагогов
«Меня никто не поддержал, всем было всё равно» - типичное самооправдание.
Сражение с ним бессмысленно, поскольку вина уже перекладывается на других, как в райском саду перед нарушением божественного запрета.
Слова бесполезны, когда сроки сдачи прошли, но для того, чтобы они вообще не прозвучали, оказывайте поддержку, интересуйтесь и спрашивайте, читайте черновики, поощряйте их выращивание до финальной стадии работы и отсылки её на конкурсный портал.
Нельзя оставлять дружеских усилий до самого последнего дня.
Проектный подход
Преимущественно западного генезиса методология объявляет любую работу «проектом», требующим жёсткого временного планирования: ребёнок в течение недели избирает себе тему, потом в течение месяца-полутора пишет работу, и ещё неделя-полторы потребуется на окончательное редактирование.
Подобный подход отдаёт формальностью и часто не учитывает реальных обстоятельств, и самого Провидения в частности. «Русское» понимание работы подразумевает элемент неожиданности там, где заложить его не позволяет никакое планирование, и потому подходить к работе с употреблением проектных методов не всегда возможно, да и не нужно с точки зрения привнесения никчёмной канцелярской интонации.
Полагаться следует в большей степени на желание работать, процесс самопознания, а не на собственно сам результат.
Возможные обязанности родителя и педагога
Приходится акцентировать подзаголовок именно словом «возможные»: работа может написаться само собой без малейшего вмешательства, но методологическая и эмпатийная помощь может ей понадобиться так же неотвратимо, как подступает срок сдачи.
Обычно – верю, что согласитесь - родитель или педагог:
- фиксируют желание ребенка что-то написать,
- помогают в выборе темы,
- подбирают не слишком подозрительные источники информации для рефлексии
- ободряют
- вчитываются в текст и удивляются ему
- учитывают, что подходит срок сдачи
На том список обычных обязанностей практически исчерпан, однако есть и глубинная суть, которой нельзя не коснуться.
Существо дела - метод наводящих вопросов
Путь к сердцу работы – уникальной метафоре, восхитительному речевому складу – лежит через развитие когнитивных навыков, характерных для словесника.
Возможно, мой пример будет содержать антиэстетический элемент, но привести его я обязан: гуляя около дома с сыном, я заметил нестандартный цвет одной из машин и обратил на него внимание пятилетнего мальчика. Цвет этот был чем-то средним между бирюзовым и фиолетовым.
- У машинки такой вид, будто её вот-вот стошнит, - был приговор.
И такая фраза не могла быть случайной, а была сопряжена с предыдущим видеорядом, в котором герои мультфильма делались бирюзово-фиолетовыми в ситуации испуга или иного внезапного стресса.
Метод наводящих вопросов при выработке метафорического мышления следует использовать и на прогулках, и дома с целью установления связи между весьма отдалёнными подобиями:
- На что похоже это дерево?
- Что тебе напоминает форма этого фонтана?
- Каков на ощупь этот цветок?
- Что, как тебе кажется, хочет сказать этот кот или пёс?
Примерно так, с возраста почти младенческого, в ребёнке вызревает желание сравнивать одно с другим. Но именно аналогии, подобия и являются основой так называемого художественного мышления. Когда ассоциативные ряды словесника удлиняются пропорционально общенациональному восприятию действительности, а не теряются в тумане абсурда, и сам язык описания при этом приходит в состояние динамической гармонии с восприятием действительности, общество уже приобретает сходного беллетриста. Но если требовать куда большего результата, без чуда не обойтись.
Наводящие вопросы – то, что может и должно сопровождать конкурсную работу со стороны тьютора.
- Уверен ли ты в своей формулировке, и на чём основана твоя уверенность?
- А только ли эта расхожая и часто употребляемая аналогия подходит к этому предмету?
- А нет ли, на твой взгляд, иного и более точного варианта этой фразы? Можно ли, как ты полагаешь, сделать её более летучей, подвижной, выразительной?
- А знаешь ли ты, какое впечатление подспудно производит эта мысль? Подразумевалось ли тобой, что она подействует на меня и, возможно, других, именно так, или ты даже не подозревал о таком эффекте?
Такие вопросы служат всемерному углублению сути. И если разговор происходит вечером, в ночные часы ребёнок непременно обдумает их в уже бессловесном, пассивном и образном режиме сна, и наутро может принести изрядный сюрприз общему смысловому содержанию. Редкие удачи такого рода случались не однажды.
Конечный этап
Итак, преодоление лени, инерции свершилось: работа отослана. Может быть, завоёвано третье, второе и даже первое место. Но созрело ли у ребёнка понимание того, что он сделал? Превышено или приуменьшено такое место в его сознании?
В работе словесника главное даже не процесс, а осознание судьбы. Возможно, юноша или девушка получили замечательный навык изысканно выражаться, и он когда-нибудь принесёт прекрасные плоды – утро, день или вечер, в которые произойдут, случатся определяющие судьбу события. Но судьба ли это именно словесника? Не совсем. Дело в том, что работа словесника не может быть единичной. В координатах словесности вся жизнь рассматривается как рабочее пространство работы над постоянно ускользающим текстом, поле для накопления впечатлений, осмысливания их с целью передачи их последующим поколениям в качестве конкретных сюжетов, героев и образов.
Поэтому в самом начале работы говорить с будущим автором примерно в таких категориях:
- А что бы ты хотел сделать – просто рассказать какую-то захватывающую историю или всё-таки тайно исповедаться о себе? Поверь, что важнее всего именно тайная подспудная исповедь, которая волей-неволей проступит сквозь и события, и обстоятельства.
- Культура устроена так, что не может быть бесплотной. Культура насквозь материальна, но вся она подразумевает сплошную нематериальность, то есть, вся она подразумевание, разговор о том, что ещё не воплотилось, но человек настоял на его воплощении и уже тем приблизился к Создателю.
- То, что написано в юношестве, есть мгновенный автопортрет, остающийся с человеком на всю жизнь. Вряд ли через двадцать лет возможно будет с ностальгией вспоминать свой прогресс в какой-нибудь позабытой видеоигре. От человека должны оставаться создания его ума и воображения. Никто не запомнит, каким был человек, если по нём не остаются его сочинения. Вот почему особенно важно фиксировать первую зрелость мыслей и чувств: они составляют набор черт, по которым возможно судить обо всём человеке, о его порывах, его чистоте, его серьёзности перед великой жизнью.
Так, употребляя простейшие педагогические приёмы, можно дать учащемуся представление о принципиальной непрерывности словесных усилий. И ничего, если следующие опыты после удачного будут не такими яркими. Ничего, если даже они ни к чему не приведут: при анализе того, почему это произошло, следует сопоставить внутренние и внешние требования к тексту, которые в текстуально развитом обществе довольно высоки.
Главное – без насилия, малейшего давления, одним поощрением добиться окончания работы, если уж она была начата.
Сергей Арутюнов