Каких только тем для очных работ ни приходит в голову организаторам накануне очного состязания! Младшим – Плещеев (природа), Шмелёв (Пасха), Пушкин (о роли сказки) и Суворов (ратный подвиг), средним – Пушкин, Ушинский, Суворов и Бальмонт, но уже иные, уже в триединстве Веры, Господа и Родины. Старшим Суворов, Пушкин и Бондарев также предстают своими сокровенными цитатами в ипостасях и воинов, и молитвенников за нашу землю.
Смысл финального состязания заключается в том, что человеку даётся возможность показать себя в скорой – но не скоропалительной! – работе. Так ли он окажется здесь усерден, как в работе длительной, когда о каждой строке можно думать часами, днями и неделями, выясняется окончательно (о, момент истины!), когда вы сидите в библиотеке Совета, его Каминном зале или исследовательском кабинете группы по изучению наследия святителя Феофана Затворника Вышенского. Так, помещением вас, юных авторов, по отдельным залам, из процесса создания работы устраняются любые внешние раздражители. Мы будто бы рассылаем каждого из вас на своё облако, и в очной работе каждый оказывается отделен, помещён в особое поле притяжения смыслов посреди своих товарищей… Так что же удаётся прочесть вам в самих себе и нам уже в самих вас? Только самое лучшее.
Бесстрашие видеть:
«Люди хотят добра самим себе – это главный закон падшего человечества. А если я хочу взять себе то же, что и ты, то один из нас должен либо стать несчастным, либо умереть» (Тимофей Вовна)
Силу любить:
«Поле! Ты было свидетелем моих разговоров и тайн, ты было очевидцем моих шумных, беззаботных дней и вкрадчивых ночей. Ты видело мою радость и мое горе. Ты лицезрело любовь мою! О, Поле! Ты помнишь? Помнишь ли?» (Яков Воробьёв)
Отвагу верить:
«Удивительные эти дни. Дни сугубой молитвы; время очищения, ожидания, осмысления. Всегда во время Великого поста готовятся человеку испытания. И в их огне выплавляется вера, крепится сила духа» (Фёдор Елисеенко)
Такого глубочайшего и осмысленнейшего пушкиноведения, как на «Лете Господнем», поискать и на иных школьных уроках:
«Саша недоумевал, почему королевич Елисей обращается за помощью именно к языческим силам. Пушкин был верующим и ведь именно благодаря вере и добродушию царевна воскресла?
Тут в разговор вмешалась мама:
- Имя «Елисей» королевичу было дано не просто так. Когда-то давно Елисей был учеником пророка Илии и сам сделался пророком. Однажды он сумел воскресить мёртвого, и в сказке он почти сам воскресил царевну. Пророк мог обращаться к силам природы, и в сказке он как раз к ним и обращается. В переводе имя Елисей звучит как «Бог спасения» (Денис Литвинов)
Казалось бы, зачем современному школьнику, вроде бы сутками «втыкающему» в телефон, такие глубины и высоты в тексте, воспринимаемом исключительно учебным? Давным-давно же Пушкин сделался синонимичным какому-нибудь «заучиванию наизусть», а, значит, без всякого внутреннего побуждения и потому даже поверхностного понимания. Что тут за тайны? Всё же сказано в хрестоматии, на то она и хрестоматия, верно?
Никоим образом. И смельчаков, штурмующих высоты и глубины пушкинских прозрений, у нас не один и не два:
«- Но ведь ты не станешь отрицать, что чума – это образ всего зла во всём мире? – слабо возразил я.
- А кто виноват в том, что зло вообще есть? – спросил Лёша, медленно спускаясь вниз своей кафедры. – Разве не люди – причина этого зла? Разве не для них послан этот мор, напоминающий о том, что тело имеет конечную, а душа – вечную жизнь? Священник, приходя к гулякам, называет их «безумцами», которые «ругаются над тишиной», созданной смертью. Но потом он обращается к одному лишь Вальсингаму: «Иди за мной. Иди!» - потому что видит, что, вернув Вальсингама, он вернёт их всех. Он, «отпевая покойников», не хочет и их сделать такими же, пойми, Вася! Он просит их обратиться к своей душе, которая уже тяжело согрешила, не заметив Божье наказание… Но Вальсингам говорит, что «его держит здесь отчаянье, сознание порочности». А разве герой, противостоящий злу, может противостоять ему из-за своей порочности?» (Иван Лимаев)
По счастью, высоты и глубины – принадлежности не одной нашей классической литературы:
«Зайдя в церковные ворота, Сёма остановился и замер: около храма стоял Он! Высокого роста, с широкими плечами, седыми волосами, собранными в хвостик, серебряной бородой, в чёрной длинной одежде и большим золотым крестом на груди.
- Здравствуй, Бог! – с восхищением сказал Сёма.
- Ну, так меня ещё никто не называл! – засмеялся батюшка. Присев на корточки, он протянул руку и поздоровался по-мужски» (Александр Масякин)
- если находится место смеху, беззлобной шутке, в силу малого возраста принятию одного за другого – нельзя обойтись в них в пространстве сосредоточения на самых высоких предметах. Так и величайшие подвижники Веры Христовой чаще обычных нас полны лучащегося юмора, и готовы в любой момент уловить нелепости в том, как стелется вокруг нас и слоится самая обычная земная жизнь, зная, как велика она в каждом своём проявлении:
«Ветры стаями кружат над волнами. Над Волгой разносится колокольный звон. Ему вторит птичье пение. Они сливаются воедино, и получается неповторимая мелодия. От этого я чувствую себя сопричастной своей Родине. (Мария Золотарева)
Кажется, так просто вскинуть глаза и прозреть, но нет – не просто. Отринуть суету, опасения, страхи, мании и грошовые расчёты оказывается почти невозможным в мире, преданном суете. Но если ни разу человек не почувствовал Родины, чего он стоит, этот человек, и способен ли будет безоглядно шагнуть ради неё в огонь? Если не было ни одной минуты в его существовании, когда он, распростёртый в поле, предался бы одной благодарности всему этому бытию, что держит его на земле, насыщает красками, звуками, мыслями и ощущениями, готовит кров и ночлег, оставляя место лишь для самой последней и первой искренности, что сможет совершить человек такого рода?
«Небо... Какое оно красивое! Мягкие и пушистые, словно плюшевые игрушки, облака неторопливо осваивают небесные просторы» (Мария Золотарева)
- такова, она, без всякого сомнения минута сокровенная, единственная, предельно личная, но в то же самое время – рождённая для всех сущих. Уловить её в строку и есть блаженная цель каждого словесника. Вне неё всё постыдно, блёкло, ложно. Требуется от нас так, по сути, мало… вера, одна только вера:
«Когда мир погружается в серую, всепоглощающую мглу, мы должны помнить, что в конце концов обязательно увидим свет и в полной мере ощутим тепло весеннего солнца» (Валерия Полякова)
В чувстве Родины крестимся мы на великий подвиг. У кого-то он выйдет кратким и ослепительным, у кого-то тихим и незаметным, но подвиг совершится обязательно, если человек не пойдёт на поводу у соблазнов сдаться, предать и покинуть страну навсегда:
«Нас все равно бьют, а значит – боятся. А если боятся – ещё жив непостижимый русский дух» (Тимофей Вовна)
Когда меня спрашивают, в чём тайна страны, могу ли отыскать лучшие афоризмы для иллюстрации того, что думаю и чувствую? Когда же звучит вопрос, во что именно веруют наши дети, отвечаю – в тайну. В то, что наша страна таинственна уже тем самым ношением в себе внутренней тайны, и несчастен каждый не ощутивший её. Так иные горцы гордятся своими безднами, вершинами и облекающими их туманами, как русские люди, в основном равнинные, сопряжённые с немыслимой протяжённостью нашей страны, озаряются при упоминании её имени. В ментальном центре страны неизменно находится великое сокровище, а если бы это было не так, её бы давно уже не существовало:
«Герой России – не Иван-царевич, не Кощей и не Колобок. Герой России – Христос» (Тимофей Вовна)
Покров тайны лежит на всём, что мы делаем и только задумываем сделать, и на том, что мы собой представляем:
«Что такое пост? Нет, не его лексическое значение, но духовный смысл. Пост – отречение от своих грехов, путь домой, к Богу. А Великий – еще и путь к Воскресению: и Господню, и нашему» (Фёдор Елисеенко)
Наша тайна – и рождение, и кончина, и все обычные деяния на земле:
«Никому не дано понять нашу Родину. Мы можем совершить подвиг, подать руку помощи, не получив денег взамен. Мы не ищем выгоды в героизме» (Ксения Метрусенко)
Искать можно всю жизнь, сомневаясь и отвергая наиболее распространённые трактовки, но куда важнее аналитической логики простое чувство истины, спрямляющее пути, занимающие долгие десятилетия:
«Вера отличает Русь от антихристианского мира, где каждый сам за себя. Это вера невыгодна миру и противна ему. И пока Русь является ковчегом этой веры, мир будет ей сопротивляться и будет продолжаться вражда, пока кто-то не победит окончательно. Это борьба невозможна без жертв, но русская вера не считает их напрасными» (Тимофей Вовна)
Только сейчас, кажется, можно надеяться на благополучный исход в очередном резком повороте нашей истории – когда уже выросли и ещё продолжают подрастать люди, не сомневающиеся в том, какому поприщу они предназначены.
Служение своей стране – не декларация, не вынужденная, продиктованная очередным «тоталитаризмом» склочная мимикрия насмерть перепуганного гуманитария, но настояние о человеке в человеке – может быть, самое основополагающее из тех, что можно привести в качестве самого неотразимого примера.
Сергей Арутюнов
Реализуется при поддержке Фонда Президентских грантов.
С использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов